А вот подвиг их до сих пор по-настоящему не оценен.
Ей было десять лет, когда началась война.
– Она, лихоманка, меня из школы и вынула, – говорит моя собеседница. – И вообще из нормальной жизни. Два класса за плечами. А в третьем из-за постоянных обстрелов и неделю не проучилась… И потом не пришлось.
Антонине Федоровне Бобковой в октябре будет 95 лет. Маленькая, сухонькая. Память просто поразительная. Рассказывает – заслушаешься. Чувствуется: ум острый, пытливый. В свое время получи образование, далеко бы пошла. Хваткая, настойчивая. Но…
Война про возраст не спрашивала. Всех построила. Вот и дети спасали страну. Подставив ей свои худенькие плечи.
Антонина Федоровна родом из Мосальского района. В семье было пятеро мальчиков и она, единственная девочка. Нянька, помощница. А хозяйство было большое: подворье с живностью, огромный надел с рожью и картофелем, огород, улей. Мать и отец с утра до ночи в трудах, и она лет с пяти рядом.
– Как война началась, отца сразу забрали. И повоевать ему не пришлось, быстро убили. Остались мы с матерью. Про то, что фашисты к нам нагрянут, знали. Те листовками нас забросали: «Пейте, дети, молоко, мы от вас недалеко». Перед их налетом мать схрон сделала, закопала две фляги меда, зерно, кое-что из одежды. Спрятала теленка в соломе. Когда после скитаний вернулись, только нитки нашла, часы отцовские да немного ржи. Что фашисты разграбили, что местный староста. Худые люди всегда находились…
Дом у нас был справный. Немцы сразу его облюбовали. А нас на другой конец деревни выгнали. Ели распаренную рожь и квашенную капусту из бочек. Про хлеб и молоко совсем забыли. А у меня на руках грудной братец голодный. Всё боялась, что заплачет, и нас расстреляют. Но немцы тогда не особо лютовали, только погреба опустошали да валенки с людей снимали. А потом деревню освободила армия Белова. Да неделю всего наши продержались. А когда снова фашисты пришли, тут уж они лютовать начали. И с каждым днем все злее были. Согнали всех в одну хату, а потом погрузили на машины и куда-то отправлять стали. Мама как раз с тифом слегла, а мы вокруг, как цыплята. Но немцы в покое не оставили, погрузили маму на фуру, а нас – в грузовик. Я только и успела одеяльце детское ухватить. В него и кутала братика. Как только доехали на ветру и холоде? После всех мытарств поселились в деревне Пожога Смоленской области. И мама оправилась, и мы, переболев, на ноги встали. А тут и фашистов начали гнать. Я, чтобы подзаработать, взялась лошадей стеречь. Но когда узнала, что их хозяйка хлебом-солью врагов встречала, бросила. Лучше голодать, чем от таких подачки принимать. А тут нам с фронта стали белье солдатское возить. И мы с мамой взялись его стирать. Норма была – 60 пар рубах и кальсон в день. Все руки в кровь истерли. Зато выдавали паек: буханку хлеба, две воблы, чуть яичного порошка и сахарин.
Потихоньку обжились. Домик был в три оконца. Я уже подружек завела. Вместе собирались в школу ходить. А мама заладила: поедем домой, хотя знала, что ничего там от подворья не осталось. Я не хотела. А куда деться? Поехали. Вшестером. Младшенького Витеньку еще в Рославле похоронили, не выдержал он голода и холода. Прибыли. Дома нет. Поля заросли. А впереди весна, надо сеять. Сначала проволоку тройную колючую стаскивали, траву убирали. А потом копать землю стали. Вручную. Норма: три сотки в день. Сами на ногах от голода еле стоим, а тут лопату надо держать да копать поглубже. Щавеля пожуем – и вперед. За семенами ходили в Мосальск. Пешком, босиком, ноги в кровавых мозолях. 25 км несли на себе по пуду зерна. Зато и засеяли наделы. А скородить время пришло, дали нам быка Мишку. А он тут же и свалился. Тоже отощал. Делать нечего, сами впряглись. Когда нам трактор колесный пригнали, посадили меня (я бойкая была, все на ходу схватывала) на колесный. Ночью вышли в поле, заснула и из кабины вывалилась. Хорошо заметили: под колеса не попала. Потому я не только малолетняя узница, но и труженик тыла. С 13 лет в колхозе трудилась. Осталось в памяти, как рожь палками молотили, как лыко драли и чуни из него делали (обуви-то не было!), как кусты на заросшем поле вырубали. Как под деревню Бутурлино за лесом зимой ездили. Скользко, а у меня одна забота, чтобы бык не упал, зубы не разбил, а то как же он есть будет… Про себя тогда забывали.
– А как про Победу узнали? Помните тот день?
– Еще бы! – Лицо Антонины Федоровны светлеет. Она улыбается словно возвращается в тот далекий и такой близкий (как вчера было!) день.
– Мы как раз картошку взялись сажать. Копаем участок. Смотрю и глазам не верю: далеко впереди один лопату в землю воткнул, другой, третий… Чтобы работу кто-то просто так бросил, никогда такого не было. Что-то стряслось? Бегу и слышу: «Война закончилась!». Кто рыдает, кто смеется. В основном плакали. Дождались!
Гурьбой двинулись в соседнюю деревню, где сельсовет был. А там уже гармошка играет. Поем, пляшем, смеемся и снова плачем. Еще бы! Выстрадали мы эту Победу!
На радостях, что началась мирная жизнь, решили с мамой: хватит по углам скитаться, дом надо строить. Знакомый дед столбы поставил, всё остальное мы вдвоем делали. Щепу драли, бревна таскали. Крышу травой покрыли. Правда, выдержала до первого дождя. Потом тростником перекрыли. Так и жили. А в 1953 году деревенских стали вербовать в Москву и Архангельск. По разнарядке отправили и меня. Я в столицу попала. Работала на стройке (кирпичи и раствор таскала), позже на картонажную фабрику поступила. Может, и осела бы в Москве, но мама все домой звала. И уговорила. Она в то время в лесхозе работала, а я ей помогала за саженцами в питомнике ухаживать. Деревня полупустая, народ разъехался (посчитали «неперспективной»), женихов не было, вышла замуж уже, считай, перестарком, в 28 лет. Да и неудачно. Одна радость: дочка Валя родилась, черненькая, кудрявая. Когда пришло ей время учиться, школу у нас закрыли. Вот тогда в Юхнов и подались. Все, что было, продали и купили на улице Чехова плохонький домишко…
Здесь Антонина Федоровна и сейчас живет. Только дом совсем другой. Нашла подходящий и перевезла из своей родной деревни. Так что стены вдвойне греют. А уж зять (рукастый попался, теща не нарадуется) все удобства сделал.
Антонина Федоровна поначалу на швейной фабрике работала. В первых рядах пришла. Дома машинка была, так что шить могла (а чего она не умела?!). Когда дом обустраивала, ссуда была нужна, пошла на льнозавод, где больше платили. И на 17 лет задержалась. На самом ответственном участке была – сортировке волокна. Абсолютно безотказная, ответственная, старательная. Ни одного отпуска не отгуляла. И в выходные покоя не давали.
– Только домашними делами займусь, а у порога уже инженер Лидия Дмитриевна Модникова: «Выручай, Антонина, срочно надо партию волокна подготовить на экспорт»...
У Антонины Федоровны целая коллекция значков ударника пятилетки, победителя соревнования. Не ради славы трудилась, была во всем первой. Просто по-другому не могла, не умела.
– В войну работали через не могу. И силы ведь откуда-то брались! Жалели бы себя, не выжили бы, не победили. А потом уже не могла остановиться. Разрушенное восстанавливали, новый мир строили. Зато и город теперь какой! И жизнь другая. Повезло мне столько прожить, увидеть. Не зря же на Покров родилась. Сколько раз на краю гибели была: и фашисты могли не раз расстрелять, и от тифа чуть не умерла. А вот, видно, под покровом находилась. И до юбилея Победы дожила. Внучку помогала вырастить. Правнуку радуюсь. Так что на судьбу не сетую. Каждому свое.
...Она из той, из двужильной из военной породы. Из поколения, которое Гитлер себе на беду пытался поставить на колени, извести. У нее не было ни детства, ни отрочества. И юность прошла в трудах и заботах. Но какого великого достоинства полна вся ее жизнь!
В очередной раз «поклонимся великим тем годам...». И всем-всем, кто приближал Победу. В этом ряду и Антонина Федоровна Бобкова.
Подготовила Татьяна Коротаева.
Фото автора и из архива семьи Бобковых.
Фотографии
